Славянская мифология. Бесы. С точки зрения веры

Откуда появились бесы и как научиться не бояться их — об этом рассказывает прот. Александр Ткаченко

Сегодня люди очень плохо представляют себе, кто же такие – бесы. Откуда они взялись, какими качествами обладают? Для людей, не склонных к чтению религиозной литературы, едва ли не единственным источником знаний о бесах становится литература художественная.

Изгнание нечистой силы

Изображение нечистой силы в художественной литературе

И тут с некоторым недоумением приходится признать, что даже в произведениях классиков описание нечистых духов весьма противоречиво, неоднозначно и, скорее, сбивает читателя с толку, чем помогает разобраться в сути дела. Писателями создана целая галерея различных образов, которые весьма непохожи друг на друга.С одного фланга в этом ряду стоят фольклорные изображения беса в произведениях Н. В. Гоголя и А. С. Пушкина. В этой версии бес представлен как достаточно нелепое и бестолковое существо с противной наружностью и настолько низким интеллектом, что даже простой деревенский кузнец легко подчиняет его себе, используя в качестве транспортного средства. Или же, вооружившись куском веревки и парой незатейливых мошеннических трюков, злого духа запросто обводит вокруг пальца известный пушкинский персонаж с красноречивым именем Балда. На противоположном фланге галереи литературных бесов – булгаковский Воланд. Это уже едва ли не всемогущий вершитель человеческих судеб, средоточие интеллекта, благородства, справедливости и прочих положительных качеств. Человеку бороться с ним бессмысленно, поскольку, по Булгакову, он практически непобедим, ему можно только с благоговением подчиниться – как Мастер и Маргарита, или погибнуть – как Берлиоз, ну а в лучшем случае – повредиться рассудком, как поэт Иван Бездомный. Две эти крайности в литературном изображении бесов, естественно, формируют у читателей такие же крайности и в отношении к изображаемому. От полного пренебрежения пушкинскими бесенятами-недотепами как безусловно сказочными персонажами до полной уверенности в реальном существовании Воланда-сатаны, суеверного ужаса перед его могуществом, а иногда и прямого поклонения духам тьмы. Ничего удивительного тут нет, сила художественного произведения в том и заключается, что литературный герой начинает восприниматься нами как настоящий. В Лондоне, например, существует вполне реальный музей, посвященный вымышленному сыщику Шерлоку Холмсу, а в Советском Союзе настоящие городские улицы называли именем пламенного революционера Павки Корчагина, невзирая на его стопроцентно литературное происхождение. Но в случае с художественным образом бесов мы имеем совершенно иную ситуацию. Дело в том, что даже в пространстве литературного произведения духовный мир существует не в рамках человеческой истории, а как бы параллельно ей – его обитатели не стареют, не умирают и не подвержены влиянию времени, они всегда рядом. И если предположить, что у вымышленных персонажей того же Михаила Булгакова существуют реальные прототипы в духовном мире, то следует признать, что читательский восторг и преклонение перед Воландом явно выходят за рамки литературной проблематики.

«Бесы» Ф. М. Достоевского

Насколько безопасно для человека отношение к бесам, сформированное их литературными образами?

Здесь возникают уже гораздо более серьезные вопросы – например, в какой степени образ беса, созданный художественным воображением писателя, соответствует духовной реальности? Или – насколько безопасно для человека отношение к бесам, сформированное их литературными образами? Очевидно, что на эти вопросы литературоведение ответить уже не может. И, поскольку в европейскую литературу бес перекочевал из христианской религиозной традиции, разумно было бы выяснить – что же говорит об этом существе христианство?

Люцифер

Вопреки распространенному заблуждению, сатана вовсе не является вечным антиподом Бога, а бесы – антиподами ангелов. И представление о духовном мире как о некоем подобии шахматной доски, где черные фигуры на равных условиях играют против белых, в корне противоречит учению Церкви о падших духах. В христианской традиции существует понимание четкой границы между Богом-Творцом и Его творением. И в этом смысле абсолютно все обитатели духовного мира в равной степени относятся к категории творений Божиих.

Природа бесов

Более того, сама природа бесов изначально точно такая же, как и у ангелов, и даже сатана не является каким-то особенным «темным богом», равным по силе Творцу. Это всего лишь ангел, который когда-то был самым прекрасным и сильным творением Бога в созданном мире. Но само имя – Люцифер («светоносный») – не совсем правильно употреблять по отношению к сатане, поскольку это имя принадлежит не ему, а тому самому светлому и доброму ангелу, которым сатана когда-то был. Церковное предание говорит, что духовный мир ангелов был создан Богом еще до сотворения материального мира. К этому во всех смыслах доисторическому периоду и относится катастрофа, в результате которой треть ангелов, возглавляемые сатаной, отпали от своего Творца: увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю (Откр. 12:4). Причиной этого отпадения стала неадекватная оценка Люцифером своего совершенства и могущества. Бог поставил его над всеми остальными ангелами, наделив его силой и свойствами, которых не было больше ни у кого; Люцифер оказался самым совершенным существом в сотворенной вселенной. Эти дары соответствовали его высокому призванию – исполнять волю Божию, начальствуя над духовным миром. Но ангелы не были подобием автоматов, жестко запрограммированных на послушание. Бог создал их с любовью, и исполнение Его воли должно было стать у ангелов ответным проявлением любви к своему Создателю. А любовь возможна лишь как реализация свободы выбора – любить или не любить. И Господь дал ангелам эту возможность выбирать – быть с Богом или быть без Бога… Невозможно с точностью сказать, как именно произошло их отпадение, но общий смысл его заключался в следующем. Люцифер-Денница посчитал, что полученное могущество делает его равным Богу, и решил оставить своего Создателя.

Война на небе

Вместе с ним это роковое для них решение приняли третья часть всех ангелов. Между мятежными и верными духами (которых возглавил архангел Михаил) произошел конфликт, описанный в Священном Писании следующим образом: И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним (Откр. 12:7-9). Так прекрасный Денница стал сатаною, а соблазненные им ангелы – бесами. Нетрудно заметить, что здесь нет ни малейших оснований говорить о войне сатаны против Бога. Как может воевать с Богом тот, кто даже от своих собратьев-ангелов потерпел сокрушительное поражение? Потеряв ангельское достоинство и место на Небесах, падшие духи оказались подобны воинам поверженной армии, сорвавшим с себя при отступлении ордена и погоны.

Сумасшедший почтальон

Гадарянский бесноватый

Само слово «ангел» – греческого происхождения, в переводе на русский язык оно означает буквально «вестник», то есть тот, кто приносит весть от Бога, сообщает Его благую волю остальному творению. Но чью волю может сообщить ангел, который не захотел служить своему Создателю, какую весть может принести такой «вестник» – и можно ли верить этой вести? Предположим, в небольшом городке один почтальон ужасно обиделся за что-то на своего начальника и перестал приходить на почту за новыми письмами. Но званием почтальона он очень гордился, письма разносить любил и, что самое грустное, ничего, ну просто абсолютно ничего больше не умел делать. И началась у него странная жизнь. Целыми днями неприкаянно слонялся он по городу в своей почтальонской фуражке с опустевшей почтовой сумкой на плече, а вместо писем и телеграмм засовывал людям в почтовые ящики всякую дрянь, подобранную на дороге. Очень скоро он приобрел репутацию городского сумасшедшего. Сумку и фуражку у него отняли милиционеры, а жители начали прогонять его прочь от своих дверей. Тогда он ужасно обиделся и на жителей тоже. Но письма носить ему очень хотелось. И он придумал хитрую каверзу: темной ночью, когда его никто не видел, он потихоньку крался вдоль городских улиц и подкидывал в почтовые ящики письма, написанные… им самим. Он давно работал на почте, поэтому быстро научился подделывать почерк отправителей, их адреса и почтовые штемпели на конвертах. А в письмах писал… Ну что мог писать такой тип? Конечно же, только всякие гадости и вранье, поскольку он очень хотел досадить прогнавшим его жителям. …

Лжец и отец лжи (Ин. 8:44)

Безусловно, эта грустная сказка про сумасшедшего почтальона – всего лишь очень слабая аналогия трагической истории превращения ангелов в бесов. Но для более точного описания глубины нравственного падения и безумия злых духов даже образ серийного маньяка оказался бы слишком светлым, мягким и неубедительным. Сам Господь назвал сатану – убийцей: он (диавол) был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи (Ин. 8:44). К самостоятельному творчеству ангелы не способны, они могут лишь выполнять творческий замысел Бога. Поэтому единственным способом существования для отказавшихся от своего призвания ангелов оказалось стремление к разрушению и уничтожению всего, к чему они могли хотя бы прикоснуться. Завидуя Богу, но не имея ни малейшей возможности причинить Ему какой-либо вред, бесы всю свою ненависть к Творцу распространили на Его творение. А поскольку венцом материального и духовного мира, самым любимым творением Божиим стал человек, на него и обрушилась вся неудовлетворенная мстительность и злоба падших ангелов-вестников, несущих людям вместо воли Божией – свою, страшную для всего живого волю. И здесь возникает очень важный вопрос: как же человеку выстраивать отношения со столь грозной силой, стремящейся его погубить?

Шиш или свечка?

В сборнике народных русских сказок А. Н. Афанасьева есть любопытный сюжет на религиозную тему: «Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала кукиш змею, изображенному на иконе, и говорила: вот тебе, святой Егорий свечка, а тебе, сатана, – шиш. Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать: „Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки!“ После того баба ставила по свечке и Егорию, и змию. Люди и спрашивают – зачем она это делает? „Да как же, родимые! Ведь не знамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!“» В этой истории, несмотря на весь ее христианский антураж, очень лаконично и убедительно представлен языческий принцип одновременного налаживания отношений и со злыми божествами, и с добрыми. И сам путь к практическому решению проблемы указан здесь довольно ясно: каждому по свечке и – все довольны! Почему же так комично выглядит в этом народном анекдоте предусмотрительность наивной женщины? Да потому, что умилостивить беса может надеяться лишь тот, кто не понимает простой истины: наладить добрые отношения со злыми духами невозможно. Возненавидев все творение без исключений, бесы загнали себя в онтологический тупик, так как сами они тоже – творения Божии. Поэтому ненависть стала для них единственно возможной формой отношений друг к другу, и даже самих себя они могут только ненавидеть. Сам факт собственного бытия является для бесов мучительным.

Реверансы в сторону сил зла

Такое страшное мироощущение можно сравнить, наверное, лишь с состоянием несчастного животного, умирающего от вирусной инфекции, которую в просторечии не без оснований называют бешенством. Главным симптомом этой страшной болезни являются спазмы пищевода, не пропускающие в организм никакую жидкость. Вода может находиться совсем рядом, но животное умирает от жажды, не имея малейшей возможности ее утолить. Обезумев от этой пытки, больной зверь кидается на всех, кто имел неосторожность к нему приблизиться, ну а если никого рядом нет – уже в полном помрачении кусает сам себя. Но даже такая жуткая картина может дать лишь очень слабое и приблизительное представление о том, что же может испытывать существо, люто ненавидящее весь мир, не исключая себя самого и себе подобных. А вот теперь – вопрос на засыпку: будет ли здравомыслящий человек пытаться завести дружбу с бешеной собакой? Или, к примеру, смог бы киплинговский Маугли выжить в стае бешеных волков, непрерывно рвущих друг друга? Ответ в обоих случаях очевиден. Но тогда неизмеримо более безнадежным предприятием является попытка умилостивить беса с тем, чтобы обеспечить себе комфортабельное местечко в аду. Делать реверансы в сторону сил зла – бессмысленное и бесполезное занятие. В Священном Писании ясно сказано, что для сатаны люди представляют интерес исключительно в качестве потенциальной жертвы: Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (1Пет. 5:8). И хотя тыкать кукишем в икону Георгия Победоносца, как это делала героиня афанасьевского анекдота, совсем не благочестивое дело, и заниматься этим, конечно, не стоит, но все же тем христианам, которые испытывают суеверный страх перед бесами, не худо было бы вспомнить, что в самом чине Таинства крещения каждый христианин не то что кукиш бесу показывает, но буквально – плюет на него троекратно, отрекаясь от сатаны. Мало того, впоследствии христианин ежедневно вспоминает об этом отречении в молитве святителя Иоанна Златоуста, читаемой перед выходом из дому: «Отрицаюся тебе, сатано, и гордыни твоей и служения тебе; и сочетаюся Тебе, Христе Боже, во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Но откуда же берется у христиан подобное дерзновение? Ответ прост: плевать на таких опасных и сильных врагов может только тот, кто находится под надежной защитой.

Кто утопил свиней?

Люди, впервые знакомящиеся с Евангелием, иногда обращают пристальное внимание на те детали евангельского повествования, которые для воцерковленного человека являются второстепенными и малозначительными. Один такой случай описывает Н. С. Лесков в повести «На краю света», где православный епископ, путешествуя по Сибири, пытается объяснить своему проводнику-якуту суть христианского вероучения: «Ну а знаешь ли ты, зачем Христос сюда на землю приходил? Думал он, думал – и ничего не ответил. - Не знаешь? – говорю. - Не знаю. Я ему все Православие и объяснил, а он не то слушает, не то нет, а сам все на собак погикивает да оростелем машет. - Ну, понял ли, – спрашиваю, – что я тебе говорил? - Как же, бачка, понял: свинью в море топил, слепому на глаза плевал – слепой видел, хлебца-рыбка народца дал. Засели ему в лоб эти свиньи в море, слепой да рыбка, а дальше никак и не поднимется…» Парадоксальным образом все те же свиньи, засевшие в лоб лесковскому безграмотному якуту, в наши дни иногда могут привести в смущение уже вполне цивилизованных людей с высшим образованием. Как кроткий и любящий Христос, который «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит», смог безжалостно утопить стадо свиней? Разве любовь Божия не распространяется и на животных тоже? Вопросы вроде бы формально правильные (хотя возникнуть они могли, наверное, лишь у современного человека, который никак не связывает ветчину на своем столе со свиньей, из которой эту ветчину сделали). Но все же ошибка в подобном рассуждении есть. И дело даже не в том, что упомянутые в Евангелии свиньи рано или поздно все равно попали бы под нож мясника.

Искушение в пустыне

Христос не топил несчастных животных

При внимательном прочтении этого места в Евангелии становится очевидным простой факт: Христос не топил несчастных животных. В их гибели виноваты… бесы. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, – потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло (Лк. 8:27–33). Здесь очень наглядно проявлена разрушительная сила ненависти бесов ко всему живому, заставляющая их действовать даже вопреки собственным интересам. Изгнанные из человека, они просят Христа позволить им войти в свиней, чтобы жить в них и не идти в бездну. Но как только Христос позволяет им это, бесы тут же топят всех свиней в море, снова оставшись без пристанища. Понять такое поведение невозможно, поскольку в ненависти нет ни логики, ни здравого смысла.

Бесы вовсе не свободны в своих действиях

Прогуливающийся по детскому саду сумасшедший с опасной бритвой в руке будет выглядеть на фоне бесов безобидным и мирным обывателем. И если бы такие жуткие существа могли беспрепятственно орудовать в нашем мире, то ничего живого в нем давно бы уже не осталось. Но в евангельской истории со свиньями Господь ясно показал, что бесы вовсе не свободны в своих действиях. Вот как говорит об этом преподобный Антоний Великий: «Даже над свиньями не имеет власти диавол. Ибо, как написано в Евангелии, демоны просили Господа, говоря: повели нам идти в свиней. Если же не имеют власти над свиньями, тем паче не имеют над человеком, созданным по образу Божию». Отрекаясь в крещении от сатаны, человек вверяет себя Тому, Кто имеет абсолютную власть над сатаной. Поэтому, даже если бесы нападают на христианина, это не должно его особо пугать. Такое нападение возможно при единственном непременном условии: если его разрешит Господь.

Одержимость нечистой силой — попущение Божие

Укус змеи смертелен, но искусный врач умеет готовить из змеиного яда лекарство. Так и Господь злую волю бесов может использовать как средство для исцеления человеческой души. По общему мнению отцов, беснование попускается Богом тем людям, для которых этот путь оказывается наилучшим в приобретении смирения и спасения. «В духовном отношении такое наказание Божие отнюдь не служит худым свидетельством о человеке: такому преданию сатане подвергались многие великие угодники Божии…» - пишет святитель Игнатий (Брянчанинов). «Между тем, обременение демоном нисколько не жестоко, потому что демон совершенно не может ввергнуть в геенну, но если мы бодрствуем, то это искушение принесет нам блестящие и славные венцы, когда мы будем с благодарностью переносить такие нападения» (святитель Иоанн Златоуст). Искушение святого Антония Бесы действуют лишь там, где им попускает это Господь, обращающий злые замыслы падших духов ко благу людей. Этим отчасти объясняется знаменитый парадокс Мефистофельского самоопределения у Гете: «я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Хотя даже в литературном произведении бес все равно продолжает врать: никакого блага совершить он, конечно же, не в состоянии и, как всегда, приписывает себе чужие заслуги.

Что может бес на самом деле?

А что же может бес на самом деле? В этом вопросе мнение отца христианского монашества Антония Великого можно считать более чем авторитетным, поскольку бесы воевали с ним в пустыне несколько десятилетий. На знаменитом полотне Иеронима Босха «Искушение святого Антония» изображена жуткая картина: стая клыкастых и рогатых чудовищ нападает на одинокого монаха. Этот сюжет не придуман художником, он взят из реального жития преподобного Антония, и все эти страшные нападения святой пережил на самом деле. Но вот какую неожиданную оценку дает этим ужасам сам Антоний Великий: «Чтобы не бояться нам демонов, надо рассудить и следующее. Если бы было у них могущество, то не приходили бы толпою, не производили бы мечтаний, не принимали бы на себя различных образов, когда строят козни; но достаточно было бы прийти только одному и делать, что может и хочет, тем более, что всякий имеющий власть не привидениями поражает, но немедленно пользуется властью как хочет. Демоны же, не имея никакой силы, как бы забавляются на зрелище, меняя личины и стращая детей множеством привидений и призраков. Посему-то наипаче и должно их презирать, как - бессильных».

Чем Бог отвечает на ненависть бесов?

Чем дальше, тем хуже… Бесы ненавидят Бога. Но чем Бог отвечает на эту ненависть? Преподобный Иоанн Дамаскин пишет: «Бог и диаволу всегда предоставляет блага, но тот не хочет принять. И в будущем веке Бог всем дает блага - ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость, каждый же причащается ко благу, насколько сам приуготовил себя воспринимающим». Несмотря на всю глубину падения бесов, Бог не воюет с ними и всегда готов принять их обратно в ангельский чин. Но чудовищная гордость падших духов не дает им ответить на все проявления Божией любви. Вот как говорит об этом современный подвижник, афонский старец Паисий Святогорец: «Если бы они сказали только одно: „Господи, помилуй“, то Бог что-нибудь придумал бы для их спасения. Если бы они только сказали „согреших“, но ведь они этого не говорят. Сказав „согреших“, диавол снова стал бы ангелом.

Любовь Божия беспредельна

Любовь Божия беспредельна

Любовь Божия беспредельна. Но диавол обладает настырной волей, упрямством, эгоизмом. Он не хочет уступить, не хочет спастись. Это страшно. Ведь когда-то он был ангелом! Помнит ли диавол свое прежнее состояние? он весь - огонь и неистовство… И чем дальше, тем хуже он становится. Он развивается в злобе и зависти. О, если бы человек ощутил состояние, в котором находится диавол! Он плакал бы день и ночь. Даже когда какой-нибудь добрый человек изменяется к худшему, становится преступником, его очень жаль. А что же говорить, если видишь падение ангела!.. падение диавола не может быть уврачевано ничем иным, кроме его собственного смирения. Диавол не исправляется потому, что не хочет этого сам. Знаете, как был бы рад Христос, если бы диавол захотел исправиться!» К сожалению, для подобной радости диавол не дает никаких поводов. И единственно правильное и безопасное для человека отношение к падшим духам, обезумевшим от злобы и гордости, - не иметь с ними ничего общего, о чем и просят Господа христиане в заключительных словах молитвы «Отче наш»: …не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Аминь.

Александр Ткаченко

Информация взята из миссионерского православного портала -

Злым духом считается бес. Христианство также отождествляет его с чертом, страшным дьяволом или коварным демоном. Этот образ был создан на основе тех трактовок, что предоставляли традиции церкви.

О термине

В XI столетии можно впервые услышать, что существует особый образ в христианстве - бес. Кто это? Об этом можно было узнать, прочтя строки «Слова о законе и благодати» или же в эпосе, повествующем о походе князя Игоря и его полка, написанном в XII веке. Кроме того, в христианстве, можно узнать из многих других произведений.

На самом деле так называли все образы, имевшие какое-либо отношение к язычеству. Не ушел от этого прозвища и великий Велес. Бес (христианство) - это любая сущность, чье существование противоречит верховенству бога в мире духовного. Если взглянуть в перевод Библии XIX века, также можно заметить этот термин. В английском, а также немецком языках это слово воспринимается как синоним слова «дьявол». Славяне позаимствовали его у жителей индоевропейских территорий, у которых это значило «страх». Греки так называли обезьяну.

По мнению языческих славян, зима - это время царствования бесов, которые насылают холод. Также с ними ассоциируется темное время суток. Одним словом, этим существам приписывали причастность ко всем явлениям природы, которые нарушали человеческий покой и комфорт.

С точки зрения церкви

Согласно концепции христианства, бесы - это духи зла, о повадках которых можно узнать очень многое из повестей или же описаний жизни святых. Также, исследуя этот вопрос, стоит уделить внимание демонам, богам язычников и идолов, которые причисляли ко все той же категории. Их называли собирательным термином "бес". Христианство во многих сюжетах представляло его как искусителя святых или отправившихся в пустыню.

Разумеется, многие сюжеты заканчиваются победой добра над этими проявлениями злых сил. Может наслать болезни, соблазнить грешника или же ввергнуть душу в порок бес. Христианство утверждает, что именно он сталкивает человека с праведного пути. Так что очень близок этому образу чёрт, являющийся также зловредным персонажем, портящим людям спокойную жизнь.

Разные взгляды на вопрос

Распространены представления о том, что у человека есть не одно тело, а несколько: физическое, астральное, эфирное. Считается, что тот мир, в котором мы живем - это всего лишь один уровень всего сущего. Есть низшие круги, в которых в большинстве своем живут именно такие создания и их жертвы.

Попасть туда можно, злоупотребляя наркотиками или алкоголем. Когда заходит речь о так называемой белочке, отличающейся от милого пушистого создания, можно говорить о том, что человек разрушает барьер между мирами и низвергается в объятия темных сущностей, питающихся за счет негативных эмоций своего донора.

Как избавиться?

Вселяется в душу и помогает ей разлагаться бес. Христианство в качестве лекарства от такой заразы предлагает стать на праведный путь и жить в соответствии с текстами заповедей. Ведь нет в мире ничего, чего нельзя было бы исправить, в частности и это.

Если индивид делает выбор в пользу правильного поведения, со временем он почувствует облегчение и чистоту. Главное - признать свои поступки недостойными, покаяться, довериться Духу Божьему. Поселить в душе свет или злобу - это личный выбор каждого.

Бес воистину подобен пристрастию к алкоголю или табаку. Он может порабощать сознание и изменять его, но если личность оказывается сильнее и решает скинуть с себя эти оковы, ей подвластно все. Считается, что святые, мученики, а также преподобные проходили через борьбу с этими созданиями.

От древности до наших дней

Присутствие этих существ чувствовали во все времена. Даже сейчас, когда люди уже не столь суеверны, они продолжают употреблять термины «взбесился», «бесноватый» и подобные им. Эффективной процедурой по изгнанию вредоносных сущностей считался экзорцизм, включавший молитвы, перечень обрядов, свойственных той или иной религии.

Проводить подобные действия начали еще в седой древности, когда они были неотъемлемой составляющей верований, а также культов. Сегодня одержимость приравнивают к расстройствам психики. Многие просто пытаются привлечь внимание, создавая впечатление, будто в них вселился бес. Исцеление, которое происходило после процедуры экзорцизма, больше похоже на плацебо или обычное внушение, чем на непосредственный результат действий священника.

Библия и то, что было до нее

Еще до того, как возникло христианство, с демонами можно было познакомиться, изучая шаманизм. Уже там было подробно изложено, кто они, как их изгнать. Хотя в хритсианской традиции, конечно, это не признавют и утверждают, что впервые экзорцизмом занимался Христос. Ведь именно он как-то исцелил порабощенного демоном человека, освободив его душу.

Темные сущности заставляли жертву жить в гробу. Иисусу хватило одной фразы, чтобы приказать темным духам вылететь прочь и перелететь в свиней. По мнению христиан, Бог наделял отдельно взятых апостолов и прочих святых особым даром изгнания нечисти. В наше время есть много любителей мистики, ищущих ее на страницах книг и киноэкранов. Существует множество фильмов на эту тему.

Научный подход

У медицины есть свое мнение на данный счет. Считается, что дело здесь в психическом заболевании. Те, кого обычно считают одержимыми, проявляют все признаки истерии, маниакальности, психотического состояния, появляется эпилепсия, шизоидные расстройства, даже

Кстати, касательно последнего, любопытным является то, что 29% «приживал» в душах таких пациентов - это демоны. Также с ними можно связать мономанию или паранойю.

С точки зрения веры

Многое об экзорцизме можно почерпнуть из Евангелия. Считается, что покинув человека, дух отправляется бродить по тем местам, где нет воды. Его целью является найти покой, что ему не удается. После этого он все-таки возвращается в свой дом, которым является человеческая душа.

Для того чтобы мучительная процедура не повторялась по новому кругу, нужно, чтобы после изгнания беса человек не просто оставил в своей душе зияющую дыру, но наполнил ее светом, добром, которые можно почерпнуть в молитве, мыслях о Боге.

Кроме того, в писаниях можно найти данные о том, что не только Иисус с апостолами занимались экзорцизмом, но и еврейские заклинатели. В Евангелии описан случай, когда иудейские целители изгоняли демона, который заставлял свою жертву страдать лунатизмом. Основным инструментами в таком случае являются молитва и пост.

Кроме того, это искусство покорялось и обычным людям, которые преисполнялись верой. Они использовали имя Господа. Также с демонами и бесами связывают дурные мысли, сомнения и прочие побочные эффекты искривленной мыслительной деятельности. Душевный покой - неотъемлемая составляющая счастья, обретение которого тоже порой называли

Роман «Бесы».Время и пространство .(пока только время) Фигура повествователя-хроникера также помогает Достоевскому осуществить искусную игру со временем. Художественное время, используемое рассказчиком, представляет собой две системы координат: линейное и концентрическое время, дополняющие друг друга в структуре сюжета. Последовательность событий часто нарушается неким временным сбоем: повествователь излагает слухи, версии, интерпретации вокруг привлекшего его внимание факта, отыскивает в прошлом истоки происходящего ныне. Писатель останавливает время текущих событий, чтобы затем вновь максимально ускорить линейное движение времени.

Хроникеры Достоевского не только создают, но и пересоздают время. Хаотичность повествования рассказчика не есть признак его "неумелости", как считает Д. Лихачев5, - это мир его художественного произвола. До поры до времени хроникеру приходится топтаться на месте, "буксовать", перескакивать с одного на другое - словом, сбиваться. Особенно заметна сбивчивость повествования у Горянчикова ("Записки из Мертвого дома"). Он все время оговаривается, забегает вперед: "я об этом еще скажу", "о нем я скажу позже", "об этом я уже говорил". Это необходимо Достоевскому, чтобы, концентрически выстроив свою историю (первый день, первый месяц и далее тянущиеся в остроге годы), приблизиться к сущности преступников, их человеческому зерну, или, по меткому выражению В. Лакшина, "завоевать истину"6.

Хроникер в романе "Бесы", как и Горянчиков, не только рассказчик, но и действующее лицо. Он бегает по различным делам, передает слухи, влюбляется в Лизу Тушину и т. д. Пока Антон Лаврентьевич - вполне стандартный герой, от лица которого ведется повествование. Но вот начинаются какие-то странные метаморфозы: хроникер описывает сцены, какие ни при каких обстоятельствах он не мог наблюдать. Даже если он мотивирует свою осведомленность наличием слухов, то, само собой разумеется, слухи не бывают столь подробными и детальными. Например, сцену, когда Варвара Петровна встречается в церкви с Хромоножкой (причем Антон Лаврентьевич там не присутствовал), он живописует с помощью следующих деталей:

"- Ручку-то пожалуйте, - лепетала "несчастная", крепко прихватив пальцами левой руки за уголок полученную десятирублевую бумажку, которую свивало ветром.

Вы дрожите, вам холодно? - заметила вдруг Варвара Петровна и, сбросив с себя свой бурнус, на лету подхваченный лакеем, сняла с плеч свою черную (очень не дешевую) шаль и собственными руками окутала обнаженную шею все еще стоявшей на коленях просительницы" (курсив мой. - А. Г.). Очевидно, что ни один самый наблюдательный рассказчик не в силах был бы передать Антону Лаврентьевичу эту сцену так, чтобы подметить все нюансы, переходы чувств персонажей, вплоть до развевающегося на ветру уголка десятирублевки, прихваченного левой рукой. Для этого надо обладать недюжинной и цепкой художественной памятью. Но кто же это мог сделать? Те, кто присутствовал в церкви? "...Виднелись всё знакомые, светские лица, разглядывавшие сцену, одни с строгим удивлением, другие с лукавым любопытством и в то же время с невинною жаждой скандальчика, а третьи начинали даже посмеиваться". Вряд ли перечисленные заурядные обыватели были способны на такой блестящий рассказ. Кстати говоря, даже то, как они реагируют на происходящее, хроникер не мог узнать из слухов, а только вообразить, представить себе более или менее правдиво.

Наконец, если подобные сцены хроникер мог воспроизвести, пользуясь слухами (поверим его заверениям), то интимные разговоры между двумя он заведомо ни видеть, ни слышать не мог. Ведь он, как, допустим, Подросток, не залезал в чужие спальни, не подслушивал, не подглядывал. В самом деле, каким образом он мог прознать о сговоре Петра Верховенского со Ставрогиным с глазу на глаз, где первый предлагает Ставрогину почетную роль самозванца, Ивана-царевича, по велению которого Русь будет затоплена в крови, если только он того пожелает? Как мог Антон Лаврентьевич, пускай приблизительно, догадаться, о чем говорят Ставрогин и Лиза после грешной ночи с увозом и страстями? Откуда такая тьма анахронизмов и пространственных несуразностей?

Возникает естественный вопрос: а не фиктивная ли фигура этот вездесущий хроникер? Действительно, многие исследователи так и решали эту проблему: сначала, мол, Достоевский следит, чтобы хроникер участвовал в событиях лично, а потом напрочь забывает о нем и пишет уже от своего авторского лица. Получается, что Достоевский - малоподготовленный к писательству любитель, дилетант, на каждом шагу совершающий промахи и просчеты.

То, что это не так, доказывает внимательное чтение текста. В упомянутой нами сцене разговора между Ставрогиным и Петром Верховенским встречается страннаяавторская ремарка: "Так или почти так должен был думать Петр Степанович" (курсив мой. - А. Г.). Еще одно, на первый взгляд совершенно необъяснимое, замечание в финальной сцене романа: "Софья Матвеевна знала Евангелие хорошо и тотчас отыскала от Луки то самое место, которое я и выставил эпиграфом к моей хронике. Приведу его здесь опять..." (курсив мой. - А. Г.).

Что мы видим? Хроника оборачивается вымыслом. Повествователь ссылается на источники, слухи, выдает себя за очевидца событий, но при этом всячески подчеркивает приемы организации материала, в том числе и значимость эпиграфа, введенного в сюжет романа, - иными словами, рассказчик показывает условность происходящего, и, стало быть, документальность и сиюминутность - только видимость.

В действительности хроникер прежде всего творец, имеющий право на вымысел. С этой точки зрения снимается его фиктивность, объясняется, почему он способен рассказывать о самых интимных сценах тет-а-тет, передавать внутренние монологи героев, интерпретировать слухи и сплетни. В известном смысле хроникеры Достоевского - сотворцы автора. По существу они являются профессиональными писателями, во многом схожими с самим художником: недаром они компонуют время и пространство, создают и описывают внутренний мир героев.

Итак, с одной стороны, их функция - вовлечь читателя в вихрь событий, заставить забыть об условности художественного пространства и времени. С другой же стороны, хроникеры, напротив, выражают мнимость происходящего: безраздельно пользуясь авторской волей, они то акселерируют ритм событий, то вдруг делают необычайно длинную паузу, то самоустраняются, то вновь становятся участниками и свидетелями. С помощью фигуры хроникера Достоевский, таким образом, стирает границы между иллюзорным временем художественного произведения и реальным временем поступка героя, осуществляя сложнейшую игру с пространственно-временным континуумом.

Примечание из лекции:Временные рамки раздвинуты: истории отцов, истории детей. Действия в романе создаются по горячим следам. 70-е гг. – Россия переживала итог коллизий.

Образы:

Роман Достоевского начинается с цитирования Пушкина и Евангелия от Луки. Речь в произведении пойдет о бесах не как мистических существах, а как силах и людях колеблющих Россию. Главный дьявол, Великий грешник, Антихрист –Ставрогин, человек обезбоженный и обожествленный. Примечательно уже само его имя: Николай –имя особо почитаемого в России святого, Николая Чудотворца (кроме того его имя обозначает «победитель народа»); отчество Всеволодович –«володеющий всем»; фамилия Ставрогин происходит от греческого слова «крест».

На начальном этапе подготовки материалов к роману Ставрогин выступает как фигура второстепенная и по существу романтическая. «Князь, изящный друг Грановского». Но в записи от 7 марта 1870 года Достоевский поясняет, что Князь в прошлом «развратный человек и высокомерный аристократ», 15 марта –«Князь –человек, которому становится скучно».

29 марта 1870 года Достоевский принимает кардинальное решение: центральным лицом в романе будет Ставрогин. «Итак, весь пафос романа –в князе, он герой. Все остальное движется около него как в калейдоскопе».

Со временем все более подробно прорисовывается в деталях мрачная фигура Николая Всеволодовича. 6 июня 1870 года: «Nota bene. Хроникер по смерти князя делает разбор его характера (непременно глава Анализ). Говоря, что это был человек сильный, хищный, запутавшийся в убеждениях и из гордости бесконечной желавший и могший убедиться только в том, что вполне ясно…». «16 августа. Князь –мрачный, страстный, демонический и беспорядочный характер, безо всякой меры, с высшим вопросом, дошедшим до «быть или не быть?». Прожить или истребить себя? Оставаться на прежнем, по совести и суду его невозможно, но он делает все прежнее и насильничает».

8 октября 1870 года Достоевский пишет в письме Каткову: «…Это другое лицо (Ставрогин) –тоже мрачное лицо, тоже злодей, –но мне кажется, что это лицо трагическое, хотя многие, наверное, скажут по прочтении: «Что это такое?» Я сел за эту поэму об этом лице потому, что слишком давно уже хочу изобразить его. Мне очень, очень будет грустно, если оно у меня не удастся. Еще грустнее будет, если услышу приговор, что лицо ходульное. Я из сердца взял его».

«Вообще иметь в виду, что Князь обворожителен, как демон, и ужасные страсти борются с… подвигом. При этом неверие и мука –от веры. Подвиг осиливает, вера берет верх, но и бесы веруют и трепещут». «Многие в бога не веруют, а в бесов веруют. Князь понимает, что его мог бы спасти энтузиазм (например, монашество, самопожертвование исповедью). Но для энтузиазма недостает нравственного чувства (частию от неверия). Ангелу Сардийской церкви напиши».

Достоевский избегает традиционной «предыстории» героя, в которой раскрывается процесс формирования его убеждений; герой взят Достоевским на каком-то остром духовном переломе, определяющим его судьбу. Таким предстает перед нами и Ставрогин.

Ставрогин, наделенный чертами сатанизма, вместе с тем является для нигилистов своеобразной «иконой», «царевичем из сказки». Он невероятно красив и в то же время ужасен. «Это был очень красивый молодой человек, лет двадцати пяти... удивительно скромен и в то же время смел и самоуверен, как у нас никто... волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, –казалось бы, писанный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску... и вдруг зверь показал свои когти».(Х, с.40) Противоречивость внешняя и внутренняя. Ему присуще дьявольское обаяние, он возбуждает искреннее и непритворное восхищение. Демонология естественно вошла в структуру его образа. В конце описания Хроникер называет его зверем (не сравнивает, а именно называет), а мы помним, Зверь –одно из библейских имен Антихриста.

Ставрогин – сатана, дьявол, душа его ужасна. Он может вместить сюда любые идеи, любые противоположности. Это показатель невероятной широты и самого высшего бесовства. Ставрогин – учитель, как перед учителем перед ним склоняются нигилисты: Кириллову он внушает атеистическую идею, Шатову – православную. В Ставрогине естественно уживаются полярные идеи: атеистические и религиозные. Кажется, что в душе его должно быть таинство, а на самом деле – пустота. В этом и заключен весь ужас: пустота есть крайняя безнравственность, такая душа по природе своей преступна. В этой широте есть что-то адское. В пушкинском и лермонтовском демоне было величие души. В Ставрогине живут пустота и безразличие, лермонтовский демон хотел спастись любовью; пушкинский демон страдал от одиночества. Ставрогин же не знает любви, от одиночества не страдает, следовательно, его душа увечна. В Ставрогине нет ничего, что могло бы рассказать о его максимализме, в нем все рассчитано, он даже не может непосредственно отдаться сладострастию и разврату. У Ставрогина даже разврат рассчитан: есть большой, средний и малый. Всякий раз после своих разгулов он испытывает трезвую, разумную злобу. У него много «подвигов», и трудно понять логику этих «подвигов», он как бы сознательно искалечил свою жизнь. Но Достоевский даже такому бесу, как Ставрогин, посылает некую возможность для осознания собственной жизни, ее оценки.

Исповедь Ставрогина важна: здесь он предстает как страшный преступник, который заслуживает только ада, потому что он насильник, убийца, клятвопреступник. Самое страшное его преступление – насилие над маленькой двенадцатилетней девочкой. Исповедь Ставрогина не вошла в роман по цензурным соображениям (глава «У Тихона»). Ставрогин рассказывает об одном страшном случае своей жизни – разумном разврате, девочка, подвергшаяся насилию, сама наложила на себя руки, сама не простила себе свое падение. Матреша упрекает Ставрогина в его преступлении, но и с себя не снимает вины. Как-то вечером, когда он вернулся к себе в комнату, смотрел на лучи заходящего солнца, на пороге появилась Матреша, угрожая ему кулачком. Ставрогин смотрел на часы ровно двадцать минут, невероятный натурализм ощущений он запомнил до последних деталей и описал в своих записках. А затем ушел из дому, в номерах встретился со своей ватагой, Ставрогин в это время был весел и остроумен, такова картина его души, и ему предназначено нести своей крест. Если бы в душе Ставрогина родились страдания, то возникла бы возможность на спасение, но страданий нет, а есть равнодушие, поэтому Ставрогина ждет самоубийство, он покончит с собой, как и Матреша. Ставрогин ничем не руководствуется, он всех презирает, руководит ими идейно, он часть их сознания и часть их психологии. Ставрогину свойственна опустошенность души, он и умер потому, что нечем стало жить. Ставрогинская широта – инфернальная широта души – признак антинародности, антинациональности, вот почему он стоит во главе русских нигилистов. Ставрогин из тех, кто ненавидит Россию. Не случайно он мечтает жить среди скал и гор.

Как пишет о своем герое Достоевский: Ставрогин предпринимает «страдальческие судорожные усилия, чтобы обновиться и вновь начать верить. Рядом с нигилистами это явление серьезное. Клянусь, что оно существует в действительности. Это человек не верующий вере наших верующих и требующий веры полной совершенно иначе». Ставрогин пытается добыть веру «иначе», своим умом, рассудочным путем: «Чтобы сделать соус из зайца, надо зайца, чтобы уверовать в Бога, надо Бога». Особое состояние Ставрогина подмечает Кириллов: "Ставрогин если верует, то не верует, что он верует. Если же он не верует, то не верует, что он не верует".

Ставрогин оказывается как бы распятым (см. на происхождение фамилии) между жаждой абсолютного и невозможностью его достижения. Отсюда его тоска, пресыщенность, расколотость сердца и ума, тяготение и к добру и ко злу. Нравственная раздвоенность, «жажда контраста», привычка к противоречиям бросают Николая Всеволодовича на вольные и невольные злодейства. Но все эти «срывы» и «подвиги» Ставрогина происходят из рассудка, имеют скорее экспериментальный, нежели естественный характер. Эти эксперименты окончательно остужают чувства и убивают душу, делая Ставрогина человеком, чье лицо «напоминает маску». В описании Ставрогина Хроникер указывает как странность: что «все у нас, чуть не с первого дня, нашли его чрезвычайно рассудительным человеком».

Раздвоенность и равнодушие касаются и идейных увлечений Ставрогина: с одинаковой убежденностью и почти одновременно он внушает православие Шатову и атеизм Кириллову –учения взаимоисключающие. И Кириллов, и Шатов видят в Ставрогине учителя, идейного «отца».

Тихон предлагает Ставрогину исповедаться. Исповедь Ставрогина –саморазоблачение огромной силы. Вместе с тем это свидетельство величайшей гордости и презрения к людям. Если Раскольников страшился покаяния, к которому призывала его Соня, то Ставрогин откровенно решил признаться в отвратительнейшем поступке –совращении девочки, которая потом убила себя. Он даже отпечатал специальный текст. Но эта громкость и демонстративная откровенность насторожили Тихона. Он сразу понял, что в намерении Ставрогина обнаруживается не «воскресение», а самоутверждение. Монах далек от мысли, что ставрогинская исповедь –искреннее покаяние. Он видит только, что герой постиг всю глубину случившегося. Поэтому Тихон предлагает сделать усилие, чтобы посрамить «беса»: «Вас борет желание мученичества и жертвы собою; покорите и сие желание ваше… Всю гордость свою и беса вашего посрамите! Победителем кончите, свободы достигнете…».(XI, с.25) Но Ставрогин не готов к подвигу. И от отсутствия цели, веры в живую жизнь он уходит из нее.

Достоевский считал важным подчеркнуть главенство в современном мире того состояния крайнего безверия, нравственной относительности и идейной слабости, которое воплощает в романе Ставрогин и которое питает, поддерживает и распространяет малые и большие, внутренние и внешние войны, вносит дисгармонию и хаос в человеческие отношения.

Вместе с тем писатель был убежден, что сила «черного солнца» не беспредельна и основывается в конечном счете на слабости. Юродивая Хромоножка называет Ставрогина самозванцем, Гришкой Отрепьевым, купчишкой, сам же он видит в себе порою вместо демона –«гаденького, золотушного бесенка с насморком». Петр Верховенский иногда находит в нем «изломанного барчонка с волчьим аппетитом», а Лиза Тушина – ущербность «безрукого и безногого».

«Великость» и «загадочность», осложняются у главного героя «прозаическими» элементами, а в драматическую ткань его образа вплетаются пародийные нити. «Изящный Ноздрев» – так обозначается один из его ликов в авторском дневнике. Писатель признавался, что взял его не только из окружающей действительности, но и из собственного сердца, поскольку его вера прошла через горнило жесточайших сомнений и отрицаний. В отличие от своего создателя, Ставрогин оказался неспособным преодолеть трагическую раздвоенность и обрести хоть сколь-нибудь заполняющую пустоту души «полноту веры». В результате безысходный финал, символический смысл которого выразил Вяч. Иванов: «Изменник перед Христом, он неверен и Сатане... Он изменяет революции, изменяет и России (символы: переход в чужеземное подданство и в особенности отречение от своей жены, Хромоножки). Всем и всему изменяет он, и вешается, как Иуда, не добравшись до своей демонической берлоги в угрюмом горном ущелье».

Глубинное смысловое значение внутреннего развития образа Ставрогина Достоевский как бы проиллюстрирует через несколько лет после завершения романа рассуждениями «логического самоубийцы» в «Дневнике писателя». Вывод, вытекавший из них, заключался в том, что без веры в бессмертие души и вечную жизнь бытие личности, нации, всего человечества становится неестественным, немыслимым, невыносимым: «только с верой в свое бессмертие человек постигает всю разумную цель свою на земле. Без убеждения же в своем бессмертии связи человека с землей порываются, становятся тоньше, гнилее, а потеря смысла жизни (ощущаемая хотя бы в виде самой бессознательной тоски) несомненно ведет за собою самоубийство».

СТЕПАН ТРОФИМОВИЧ - центральный персонаж романа Ф.М.Достоевского «Бесы». Основным, хотя и не единственным, реальным прототипом С.Т.Верховенского явился известный русский либеральный историк-западник, друг А.И.Герцена Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855). Источником сведений об историке, которого писатель не знал лично, послужила рецензия Н.Н.Страхова на книгу А.В.Станкевича «Т.Н.Грановский» (1869), опубликованная в «Заре». 26 февраля (10 марта) 1869 года Достоевский писал Страхову: «Книжонка эта нужна мне, как воздух, и как можно скорее, как материал, необходимейший для моего сочинения»; однако в наброске, которым Достоевский начал работу над романом (февраль 1870), черты либерала-идеалиста подверглись пародированию. «Всежизненная беспредметность и нетвердость во взгляде и в чувствах», «жаждет гонений и любит говорить о претерпенных им», «лил слезы там-то, тут-то», «плачет о всех женах - и поминутно женится» - таковы штрихи к портрету чистого западника, «который просмотрел совсем русскую жизнь» и которого автор романа (задуманного как политический памфлет на нигилистов и западников) делал морально ответственным за нечаевское убийство, за монструозного своего сына, негодяя Петрушу. «Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они прямые отцы Нечаева. Вот эту родственность и преемственность мысли, развивавшейся от отцов к детям, я и хотел выразить в произведении моем», - объяснял Достоевский в письме к наследнику престола, А.А.Романову. Являясь обобщенным портретом либерального западника 40-х годов, С.Т. соединяет в себе черты многих людей этого поколения - Герцена, Чичерина, Корша и даже Тургенева.

С.Т, историей которого начинается и заканчивается действие романа, принадлежит к плеяде знаменитых деятелей 40-х годов, получивших европейское образование и успевших блеснуть на университетском поприще в самом начале своей карьеры; «вихрем сошедшихся обстоятельств», однако, карьера была разрушена, и он оказался в губернском городе - сначала в роли гувернера восьмилетнего генеральского сына, а затем и приживальщика в доме деспотической покровительницы генеральши Ставрогиной. С.Т. представлен в романе как отец «беса» Петруши (см. ст.: ПЕТР Верховенский) и как воспитатель «демона» Ставрогина. Постепенно либерал-идеалист опускается до карт, шампанского и клубного бездельничанья, регулярно впадая в «гражданскую скорбь» и в холерину: двадцать лет он стоял перед Россией «воплощенной укоризной» и считал себя гонимым и чуть ли не ссыльным. С приездом же в город сына, которого он почти не знал (так как отдал с малолетства на воспитание теткам), в нем, расслабленном эстете и капризном, вздорном, пустом человеке (так аттестует его генеральша Ставрогина), загорается чувство чести и гражданского негодования. На литературном празднике в пользу гувернанток С.Т. бесстрашно отстаивает высшие ценности («без хлеба... можно прожить человечеству, без одной только красоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете!»), дав бой утилитаристам и нигилистам. Однако губернское общество освистало и высмеяло «нелепого старика», его звездный час обернулся позором и поражением. Он более не хочет оставаться приживальщиком и уходит из дома покровительницы с маленьким саквояжем, зонтиком и сорока рублями; на постоялом дворе у большой дороги «русскому скитальцу» бродячая книгоноша читает евангельский рассказ об исцелении га-даринского бесноватого. «Мое бессмертие, - убежден взволнованный С.Т, - уже потому необходимо, что Бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия...» С.Т умирает просветленный, признав свою духовную ответственность за нигилистов, за Шатова, за сына Петрушу, за Федьку Каторжного, отданного когда-то в солдаты для покрытия карточного долга: душевная драма «рыцаря красоты» завершается высокой трагической нотой.

Образ С.Т, по мнению большинства критиков, принадлежит к величайшим созданиям Достоевского. Современники писателя сравнивали С.Т. с «тургеневскими героями в старости» (А.Н.Майков). «В образе этого чистого идеалиста 40-х годов есть дыханье и теплота жизни. Он до того непосредственно и естественно живет на страницах романа, что кажется не зависящим от произвола автора», - считал К.В.Мочульский. «Образ С.Т. написан не без иронии, но и не без любви. Есть в нем и лжегероическая поза, и благородная фраза, и чрезмерная обидчивость приживальщика, но есть в нем и подлинное благородство и патетическое гражданское мужество», - замечал Ф.А.Сте-пун. «Это самый грандиозный герой Достоевского, - утверждал Ю.П.Иваск, - и не ближе ли он Ламанческому рыцарю, чем кихотик-христосик Мышкин! С.Т, большое испорченное дитя, до самого конца лепечет свои русско-французские фразочки и, сам того не ведая, приобщается не Великой Мысли, а самому Христу». С.Т. выражает в романе идеи, близкие автору, и по воле автора является истолкователем евангельского эпиграфа к «Бесам».

Примечание из лекции: С.Т. большой ребенок, его речи совершенно неопасны. Он является отцом главного беса. Сын его – Петруша,относится к отцу как к устаревшему. Он тип авантюриста – заговорщика, с помощью этого типа мы понимаем, как зарождался экстремиум, и достижение любой цели – это главное условие. Все средства хороши. Он прекрасно знает, что он мошенник, а не революционер. Верховенский считает, что если он сам был руководителем, то и его сын тоже должен руководить и верховенствовать. Теория Шмалева – это тотальное расчеловечение людей и Петр видит в нем идеального человека и видит в нме собрата и проповедует рай на земле. Убийство Шатырева – э то залог единства – что никто из пятерки не донесет

Смысл названия Бесы:

Бесы – образ обощения, духовной смуты, утраты нравственных отриентиров, образ смертельно-опасной эпидемии. Вывод, в центре худ. Анализ идеологии насилия, своеволия. Любое насилие приведет Россию к топору. Эта идея полностью реализуется в Бесах. Топор – символ организации, во главе которой Верховенский.

Размер: px

Начинать показ со страницы:

Транскрипт

1 МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ Т. Ф. ВОЛКОВА Художественная структура и функции образа беса в Кпево-Печерском патерике Киево-Печерский патерик уже был предметом исследования русских и зарубежных филологов и историков. Он рассматривался с разных точек зрения и как исторический источник в сопоставлении с древнейшей русской летописью, и как памятник истории языка и литературы. Основное внимание исследователей было обращено на установление его литературных источников, на изучение истории его текста, состава и соотношения его редакций. 1 Изучению художественной структуры памятника уделялось значительно меньше внимания. Краткая общая характеристика художественных особенностей Патерика была дана И. П. Ереминым; 2 анализ элементов беллетристики в Патерике содержится в работе В. П. Адриановой-Перетц; 3 другие исследователи касались лишь отдельных проблем художественной специфики этого памятника: И. Влашек установил различия в идейной направленности главных циклов патериковых рассказов, Посланий Симона и Поликарпа, 4 Т. Н. Копреева исследовала образ инока Поликарпа, 5 Р. Поп жанр и некоторые мотивы Киево- Печерского патерика, общие у него с переводными патериками. 6 Изображение в Киево-Печерском патерике беса, этого своеобразного «антигероя», до сих пор не было предметом специального исследования. Между тем бесы занимают весьма значительное место в художественном мире памятника, и то, как они там изображаются, каковы их функции, все это тесно связано с центральной в изучении древнерусской литературы проблемой, привлекающей внимание многих современных исследователей, с проблемой изображения человека. 7 1 В. А. Яковлев. Древнекиевскпе религиозные сказания. Варшава, 1875; А. А. Шахматов. Кнево-Печерский патерик и Печерская летопись. ИОРЯС, 1897, кн. 3; Д. И. Абрамович. Исследование о Кпево-Печерском патерике как историко-литературном памятнике. СПб., И. П. Е р е м и н. Киево-Печерский патерик. В кн.: Художественная проза Киевской Руси XI XIII вв. Л., 1957, с В. П. А д р и а н о в а-п е р е т ц. Сюжетное повествование в жптийных памятниках XI XIII вв. В кн.: Истоки русской беллетристики. Л., 1970, с J. V 1 a s e k. Dablave a knizata v Kyjevopeterskem pateriku. Ceskoslovenska rusistika, l")72, XVII, 1, s T. H. Копреева. Образ инока Поликарпа по письмам Симона и Полпкарпа. ТОДРЛ, т. XXIV. М. Л., 1969, с Р. II о п. О характере и степени влияния византийской литературы на оригинальную литературу южных и восточных славян: дискуссия и методология. American Contributions to the Seventh International Congress of Slavists. August 21 27, Vol. II. Literature and Folklore. Warsaw, 1973, p Я имею в виду прежде всего следующие работы: И. П. Е р е м п н. Новейшие исследования художественной формы древнерусских литературных произведений.

2 ОБРАЗ БЕСА В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОМ ПАТЕРИКЕ 229 Первым обратился к теме беса в древнерусском изобразительном и словесном искусстве Ф. И. Буслаев. Он пришел к категорическому утверждению о «скудости в художественных очертаниях злого духа» в византийском и древнерусском искусстве. 8 Однако фундаментальное исследование Ф. А. Резановского «Демонология в древнерусской литературе», опиравшееся на широкий круг памятников, уже самим подбором материала опровергло суждение Ф. И. Буслаева: древнерусский бес «оказался очень веселым типом, проникающим во многие уголки древнерусского быта». 9 Вместе с тем художественная природа этого образа, его место в структуре древнерусских литературных произведений не стали предметом специального исследования ни в труде Ф. А. Резановского, ни в последующих работах. Можно указать лишь на отдельные наблюдения, встречающиеся в работах современных исследователей древнерусской литературы. Неоднократно отмечалась, например, определенная роль образа беса в беллетризации житийных памятников, 10 отдельные суждения о художественной природе образа беса в Киево-Печерском патерике и в Повести о Савве Грудцыне содержатся в работах И. П. Еремина и и Д. С. Лихачева; 12 чешский исследователь И. Влашек отметил неидентичность изображения беса в разных «циклах» Киево-Печерского патерика в Посланиях Симона и Поликарпа. 13 Попытку определить художественные функции образа беса в структуре Кпево-Печерского патерика, его место и роль в создании человеческих характеров и представляет собой данная работа. 14 Своеобразие беса в Киево-Печерском патерике определяется двумя моментами: его двойственной христианско-языческой природой и художественной много ликостью. Генетическая связь киево-печерского беса с традициями изображения дьявола в византийской агиографии была установлена уже первыми исследователями памятника В. Яковлевым и Д. Абрамовичем. 15 Традиционны наименования дьявола в Патерике и те разнообразные маски, в которых бес предстает перед печерскими отшельниками. 16 И все же под пером древнерусских авторов образ дьявола-искусителя византийской агиографии обретает новую литературную жизнь. Вопрос о соотношении традиционных и оригинальных черт в изображении киево-печерского беса требует специального изучения. В данной статье нами отмечается лишь один из аспектов кажущейся самобытности ТОДРЛ, т. XII. М. Л., 1956, с; Д. С. Лихачев. Изображение людей в житийной литературе конца XIV XV века. Там же, с; В. П. Адрианова-Перетц. К вопросу об изображении «внутреннего человека» в русской литературе XI XIV вв. В кн.: Вопросы изучения русской литературы XI XX вв. М. Л., 1958, с; Д. С. Лихачев. Человек в литературе Древней Руси. Изд. 2-е. М., Ф. И. Б у с л а е в. Бес В кн.: Мои досуги, т. 2. М., 1886, с Ф. А. Р е з а н о в с к и п. Демонология в древнерусской литературе. М., 1915, с Б. А. Романов. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки XI XIII вв. Изд. 2-е. М. Л., 1966, с. 156; И. П. Крем и н. 1) Лекции по древнерусской литературе. Л., 1968, с. 34; 2) Истоки рѵсскоіі беллетристики. Л., 1970, с И. П. Е р е м п н. Лекции по древнерусской литературе, с Д. С. Лихачев. XVII век в русской литературе. В кн.: XVII век в мировом литературном развитии. М., 1969, с J. Vlasek. Dablave..., s. IS Мною используется текст изд.: Д. И. Абрамович. Киево-Печерскпй патерик-. У Киеві, Страницы указываются в скобках. 15 См. выше, примеч Ф. А. Р е з а н о в с к и й. Демонология в древнерусской литературе, с

3 230 Т. Ф. ВОЛКОВА этого образа его большая художественная выразительность по сравнению с бесом византийских патериков. Создание Киево-Печерского патерика в эпоху сосуществования утверждающегося христианства с остатками язычества привело к дополнению традиционного образа рядом оригинальных особенностей, связанных с русскими языческими представлениями. Позаимствовав жанровую форму у византийской литературы, создатели Киево-Печерского патерика заполнили ее пестрым материалом устных преданий и легенд. В художественном облике киево-печерского беса иногда явственно проглядывают черты разноликой языческой «нечисти», давно «обжившей» разнообразные жанры устной народной прозы: легенду, притчу, бывальщину, сказку. Еще Ф. А. Резановский отмечал, что в двух эпизодах Патерика бес живо напоминает «добродушного» героя народной демонологии домового. 17 Его проделки на монастырской кухне и в«хлевине, идеже скоть затворяемь», описанные в Житии Феодосия, отчетливо перекликаются с проделками излюбленного персонажа устной былички и бывальщины. 18 Следы влияния жанра былички, устного рассказа обнаруживаются и в тех фрагментах Патерика, где с натуралистическими подробностями описываются последствия «бесовского действа» (например, в эпизоде о многолетней болезни Исаакия Печерника). В быличке и бывальщине аналогичные подробности «служат как бы свидетельским показанием, подкрепляют установку на правду». 19 На связь византийских патериков со сказкой указывал еще И. П. Еремин. 20 Конкретизация этого наблюдения представляется важной, так как наряду с другими видами народного поэтического творчества сказка оставила довольно мало следов в литературных памятниках периода феодальной раздробленности. 21 В Киево-Печерском патерике следы сказки закономерно обнаруживаются именно в тех эпизодах, где бес отчетливо напоминает сказочного черта. В отличие от легенд и бывалыцин, где о нечисти повествуется «со всей серьезностью», 22 в сказке черт рисуется «не столько страшным губителем христианских душ, сколько жалкой жертвой обмана и лукавства сказочных героев». 23 Таким «неудачником» бес предстает, например, в рассказе о Федоре и Василии, где ему приходится молоть муку и таскать бревна на строительство монастырских келий по приказу героя. В ряде патериковых новелл можно обнаружить даже сходство сюжетных функций образа беса с функциями сказочного «антагониста героев» (по терминологии В. Я. Проппа). 24 Устная традиция, участвовавшая в оформлении легенд о киево-печерских иноках, придала исконно «вредительским» действиям дьявола сугубо материальные черты. Бесы Киево- Печерского патерика не только искушают праведных героев видениями. Они то врываются в их кельи скоморошьей толпой, оглушая героя своей бесовской музыкой (с. 40) и заставляя его плясать до полусмерти (с. 186), 17 Там же, с О домовом как герое устной несказочной прозы см.: С. В. Максимов» Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903, с; Э. В. Померанцева. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975, с Э. В. Померанцева. Мифологические персонажи..., с И. П. Еремин. Лекции по древнерусской литературе, с Д. С. Л и х а ч е в. Народное поэтическое творчество в годы феодальной раздробленности Руси до татаро-монгольского нашествия (XII начало XIII в.). В кн.: Русское народное поэтическое творчество, т. 1. Очерки по истории русского народного поэтического творчества X начала XVIII в. М. Л., 1953, с Э. В. Померанцева. Мифологические персонажи..., с А. Н. А ф а н а с ь е в. Народные русские легенды. Изд. 2-е. М., 1914, с В. Я. Пропп. Морфология сказки. Изд. 2-е. М., 1969, с. 31.

4 ОБРАЗ БЕСА В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОМ ПАТЕРИКЕ 231 то появляются под видом каменщиков с лопатами и заступами, угрожая закопать праведника в пещере (с. 188). Иногда они мучают скот в монастырском селе (с. 62) или наводят беспорядок в монастырском хозяйстве {с. 40). В рассказах этого типа у беса те же сюжетные функции, что и у таких «антагонистов» сказочных героев, как черт, Баба-Яга, Кащей Бессмертный и т. п. Приведу несколько примеров подобных аналогий, используя классификацию и определения сюжетных функций сказочного «антагониста», предложенные В. Я. Проппом (Функция VI, «подвох»). «Антагонист» пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ее имуществом. В рассказах о Никите Затворнике, Исаакии Печернике, Феодоре и Василии для достижения этой цели бес прибегает к «переодеванию», появляясь перед героем в таком обличье, которое наилучшим образом скрывает его бесовскую природу. 2. (Функция VII, «пособничество»). Жертва поддается обману и тем невольно помогает врагу. Эта функция прослеживается в тех же рассказах, в которых проявляется и функция «подвох». В каждом из них бесу удается достигнуть цели «обмануть» героя и «овладеть» им. 3. (Функция VIII, «вредительство»). «Антагонист» наносит вред герою или ущерб. Эта функция в сказке имеет несколько разновидностей. Укажем на те из них, к которым имеются параллели из Киево-Печерского патерика. а) «Антагонист» наносит телесное повреждение (Житие Феодосия, рассказы о Ларионе, Иоанне Затворнике и др.). б) Он околдовывает кого-либо (рассказ о Никите Затворнике); состояние, в каком пребывал Никита, находясь во власти беса, можно рассматривать как своеобразную «околдованность», ибо под влиянием бесовского обольщения герой приобретает способности, недоступные обыкновенному человеку, например дар пророчества; бесноватый в рассказе о Лаврентии Затворнике тоже «околдован» бесом: он получает дар «вещания» на разных языках. в) «Вредитель» расхищает или портит посев. В некотором роде аналогом к этой функции «антагониста» в Киево-Печерском патерике могут служить эпизоды из Жития Феодосия, где бес действует как домовой. г) «Антагонист» приказывает убить (рассказ о Феодоре и Василии, где бес по сути дела толкает князя Мстислава на убийство монахов). 4. (Функция XVI, «борьба»). Герой и его «антагонист» вступают в непосредственную борьбу (Феодосии, Иоанн Затворник, Василий). 5. (Функция XVIII, «победа»). «Антагонист» побеждается (во всех рассказах Киево-Печерского патерика, кроме финала рассказа о Феодоре и Василии). 6. (Функция XXVIII, «обличение»). «Антагонист» изобличается. (Примеров множество. Во всех случаях, когда бес вводит в заблуждение героя своей маской, он разоблачается другими монахами, имеющими опыт бесовских искушений). 7. (Функция XXX, «наказание»). Враг наказывается. (Примером может служить «эксплуатация» бесов отцом Феодором в рассказе о Феодоре и Василии). Надо заметить, что приведенные аналогии выявляются только в тех рассказах Патерика, где бес предстает как непосредственно действующее 25 Там же, с Трактовка изображения беса в древнерусской литературе в связи с функциями Проппа была рассмотрена на материале Повести о Савве Грудцыне в статье И. П. Смирнова «От сказки к роману». ТОДРЛ, т. XXVI. Л., 1972, с

5 232 Т. Ф. ВОЛКОВА лицо, как персонаж с более или менее выраженной сюжетной нагрузкой, причем использование сходных сюжетных функций происходит как бы в виде устойчивых «блоков» (используются функции VI, VII, VIII, XVI, XVIII и XXVIII, XXX). Образ беса в Киево-Печерском патерике образ сложный, синтетический, составляющийся в сознании читателя из отдельных качеств, которые раскрываются не только в сюжетных действиях беса-персонажа, но заявляют о себе и тогда, когда дьявол только упоминается, когда автор короткой ремаркой лишь констатирует его причастность к описываемым событиям. Эти «неперсонажные» появления беса в рассказах Патерика имеют определенное идейно-художественное назначение. Они заслуживают особого внимания и будут рассмотрены ниже. Однако гораздо больший художественный интерес представляет бесперсонаж, в разных рассказах Патерика несущий разную художественную нагрузку: в одних он участвует в действии на всем протяжении повествования (например, в рассказах о Феодоре и Василии, о Исаакии Печернике), в других только на отдельном его отрезке (в рассказе о святом Григории Чудотворце в экспозиции, в рассказах о Никите Затворнике и Иоанне в кульминационной точке повествования). В одних случаях действия беса описываются (например, эпизоды борьбы с бесами в Житии Феодосия), в других изображаются (в рассказах о Феодоре и Василии, Иоанне Затворнике). Из совокупности этих рассказов киево-печерский бес предстает перед нами вполне сформировавшимся литературным персонажем, вырастающим из традиционного образа, наделенным вполне очерченным характером, в котором отчетливо проступают следы антропоморфических представлений. На страницах Патерика бес зачастую действует как хитрый и осторожный человек. В рассказе о Никите Затворнике он не сразу появляется перед героем в выбранной для этого случая маске. Первоначально он обольщает Никиту «ангельским» голосом и чудесным благоуханием, затем, убедившись, что не опознан, решается заговорить с ним и, лишь окончательно выяснив, что герой обманут, предстает перед ним в образе ангела. Разным людям в Патерике бес вредит по-разному. В этой дифференцированное его сюжетных действий много от человеческого умения «видеть» противника, правильно оценивать его слабости и достоинства. В рассказе о Матфее Прозорливом бес усыпляет «братию», рядовых иноков, еще не достигших духовного совершенства и особенно подвластных «прельщению», прямо в церкви. Когда бес хочет навредить стойким аскетам, уже преодолевшим «бесовские мечтания», он, напротив, лишает их даже того короткого сна, который они по.іволяюг себе для поддержания сил. Другая «человеческая» черта киево-печерского беса болезненное самолюбие: если он терпит поражение, то немедленно стремится всеми средствами вернуть оставленные позиции. Таков он, например, в рассказе о Григории Чудотворце, который «молитвам же паче прилежаніе, и сего ради пріать на бѣсы побѣду» (с. 134). Это и послужило внутренней пружиной подстрекательской деятельности дьявола в рассказе: «Не терпя же старый врагь прогоненіа от него (Григория, Т. В.), не могый чимъ инѣм житію его спону сътворити, научи злыа человѣкы, да покрадуть его» (с. 134). Дьявол в изображении Киево-Печерского патерика необыкновенно изобретателен в своих кознях. Зачастую он выступает как талантливый лицедей, умеющий не только правильно выбрать маску, в которой появляется перед героем, но и полностью войти в роль. Для достижения своих целей он не гнушается никакими средствами, порой выступая как клеветник и доносчик.

6 ОБРАЗ БЕСА В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОМ ПАТЕРИКЕ 233 В совокупности все эти черты «характера» беса представлены, пожалуй, только в одной из патериковых новелл о Феодоре и Василии. Бес в этом рассказе едва лине главное действующее лицо. Все основные моменты композиции рассказа внутренне обусловлены действиями именно этого персонажа. Образ беса является здесь движущим началом сюжета. Новелла композиционно распадается на две части, построенные по одной и той же схеме: завязкой в обоих случаях служит решение дьявола отомстить за свое поражение, а последующее движение к кульминационным эпизодам рассказа все вредин поддерживается сложными ходами этого персонажа. В экспозиции рассказа, повествующей о начале дружбы двух иноков, дьявол еще не действует непосредственно, на его вмешательство в жизнь героя лишь указывается: «Многажды же смущаше того врагь, къ отчаанію хотя его привести нищеты ради истощеннаго богатьства, еже убогым вданное» (с. 162). Сообщение о намерении дьявола «ину кознь» «представить» Феодору, победившему в конце концов «дьявольское наваждение», как бы переводит повествование из прошлого в настоящее. При этом сопровождается оно вполне «человеческой» мотивировкой такого решения: «Велика язва бысть діаволу, яко не възможе того богатъства имѣніемъ прельстити» (с. 162). На сей раз действия дьявола не только описываются: дается их изображение. В облике брата Василия бес успешно «обольщает» героя, при этом древнерусский читатель имеет возможность пронаблюдать, как шаг за шагом происходит «прельщение» Феодора. «Зломудрый враг» действует тонко и расчетливо, стремясь не обнаружить перед героем свою бесовскую природу. Сначала для большего правдоподобия он не без ехидства осведомляется: «Феодоре, како нынѣ пребывавши? Или преста от тебе рать бѣсовъскаа...?» (с. 163). Получив утвердительный ответ и убедившись, что маскарад удался, бес начинает искушать героя «в открытую», а когда тот пытается сопротивляться, побеждает его логикой своих рассуждений: «Печерник же рече: Сего ради просихъ у бога, то аще ми дасть, сіе все въ милостыню раздамъ, яко сего ради и даровами". Супостатъ же глаголеть ему: Брате Феодоре, блюди, да не пакы врагъ стужить ти раздааніа ради, яко же и прежде..."» (с). Чтобы окончательно убедить героя уйти в мир, бес добавляет: «Можеши бо и тамо спастися и избыти бѣсовскых козней» (с. 164). Феодор начинает готовиться к бегству из монастыря, но план дьявола все же терпит провал. Для бесов наступают тяжелые времена: по приказанию отшельника они, «аки раби купленіи», работают на монастырскую братию. Этим «унижением» и мотивируются в Патерике дальнейшие сюжетные действия беса. Нельзя с уверенностью сказать, как конкретно представляли себе беса создатели Киево-Печерского патерика: ни в одном из рассказов нет его словесного «портрета». Касаясь этого вопроса, И. П. Еремин писал: «Надо полагать, что представляли они (авторы Киево-Печерского патерика, Т. В.) себе бесов так же, как древний летописец («суть же образом черни, крылати, хвосты имуще») или современные им живописцы». 26 Для нас, однако, важнее не столько воссоздать «портрет» древнерусского беса, сколько отметить факт, что в Киево-Печерском патерике создан довольно сложный и цельный образ беса фактически литературными средствами создан характер отрицательного героя. Каковы же худо?кественные функции образа беса в Киево-Печерском патерике? 26 И. П. Ере м и н. Лекции по древнерусской литературе, с. 95. Данные Повести временных лет в этом случае особенно важны, так как Киево-Печерский Патерик имеет с ней сходство не только в отдельных образах, но и в целых рассказах о первых печерскпх иноках (о Дамиане, Иеремее и Матфее Прозорливом).

7 234 Т. Ф. ВОЛКОВА В основе композиционного построения почти каждой патериковой новеллы лежит противоборство двух начал: добра и зла. Добро, как правило, облечено в традиционную для агиографии форму христианского благочестия, смирения, аскетизма. Зло многолико. Мир добра монолитен и имеет четкие границы стены Киево-Печерского монастыря. Мир зла дробен, разноязычен, не имеет четких очертаний. Зло процветает и в княжеских палатах, и в богатых киевских домах, и в монастырских селах, проникает оно и в кельи прославленной Печерской обители. Центральной фигурой этого многоликого и мозаического мира зла в Патерике выступает дьявол. Образ дьявола ключ к пониманию авторской концепции зла, нашедшей художественное выражение в образах и сюжетах Киево-Печерского патерика. Можно выделить две главные функции этого образа, определяемые основной идейно-художественной задачей Патерика создать галерею идеальных образов, достойных подражания: условно назовем первую функцию функцией «контраста», вторую функцией «адсорбции». «Функция контраста» проявляется в тех рассказах Патерика, где образ беса вводится в повествование с тем, чтобы создать препятствия на пути героя. Бес выступает в данном случае как универсальный носитель зла, в борьбе с которым герой обретает венец мученика (этап «испытания») и дар чудотворения (этап «победы», когда герой достигает духовного совершенства). «Функция адсорбции» состоит в перенесении на «антагониста» того зла, которое реально присутствует в герое и от которого он должен быть «очищен» в соответствии с требованиями агиографического жанра, опирающегося на кодекс христианской морали. Рассмотрим, как реализуется каждая из названных функций в художественной структуре произведения. Анализируя проявление «функции контраста», мы пришли к выводу, что художественная структура образа беса в каждом конкретном эпизоде определяется прежде всего местом этого эпизода в житийной биографии героя. Обратимся к тем рассказам Патерика, которые изображают героя на этапе «испытания». В соответствии с композиционной схемой жития, герой на пути к совершенству должен пройти «испытание» столкновение со злом, совершить подвиг «злострадания». Отсюда сфокусированность внимания автора на изображении негативного элемента повествования. Бес как источник зла, направленного на героя, обычно изображается в этих рассказах как персонаж, вступающий в непосредственный контакт с героем. Характер взаимодействия «антагониста» и героя при этом всегда однозначен: бес рисуется насильником и мучителем, заставляющим героя переносить физические страдания. В результате достигается главная цель повествования создание ореола мученичества вокруг героя-подвижника. Таким мучителем бес неоднократно предстает в Житии Феодосия, в рассказах об Исаакии Печернике и Иоанне Затворнике. Рассказ о борьбе с бесами Феодосия до момента обретения им чудесной власти над нечистой силой не развернут сюжетно. События этой части рассказа описываются ретроспективно: «Многу же скръбь и мечтаніе зліи дуси творяху ему въ печерѣ той, еще же и раны наносяще на нь» (с. 39). Когда же Феодосии за перенесенные муки получает от святого Антония «силу» на «нечестивия духы», бесы отступают не сразу, продолжая мучить Феодосия «в мечте». Подобным же образом проходит «испытание бесами» Исаакий Печерник. Интересно, что сама композиция рассказа об Исаакии способствует

8 ОБРАЗ БЕСА В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОМ ПАТЕРИКЕ 235 тому, чтобы тема мученичества прозвучала в нем предельно убедительно, заставив читателя в полной мере осознать всю тяжесть испытаний, пройденных подвижником. Исаакий начинает с того, что впадает в искушение {«поклонися аки Христу бѣсовъскому дѣйству»), затем подвергается прямому насилию («И утомивше его (бесы, Т. В.), оставиша его еле жива суща») и, наконец, как бы поднимаясь по невидимой лестнице мучений, впадает в тяжелую и продолжительную болезнь(«раслабленъумоми тѣлом»). В новелле о Иоанне Затворнике дьявол не только «искушает на блуд» печерского отшельника-мученика, но и активно препятствует его борьбе с этим искушением. Из незримого подстрекателя, каким он выступает в начале рассказа, дьявол превращается в активно действующее лицо, непосредственно участвующее в происходящем. Сначала герой лишь ощущает на себе его «злодейство»: «Нозѣ бо мои, иже въ ямѣ, изо дну възгорѣшася, яко и жилам скорчитися и костем троскотати» (с. 140). Затем дьявол сам является перед Иоанном в фантастическом образе змея-дракона: «И се видѣх зміа страшна и люта зѣло, всего мя пожрети хотяща, и дышуща пламенем и искрами пожигаа мя» (с. 140). Появление дьявола именно в этой его традиционной маске в данном случае художественно оправдано: фантастический лик дьявола-змея более всего подходил для создания наивысшего эмоционального напряжения в кульминационной точке рассказа. В рассмотренных эпизодах дьявол-«антагонист» причиняет вред герою, не прибегая к помощи других персонажей. Однако иногда взаимодействие «антагониста» и героя происходит в Патерике через «посредника». При этом бес теряет черты персонажа. На его причастность к описываемым событиям в таких случаях указывает лишь условная словесная формула-сигнал, а функция «антагониста» передается персонажу-посреднику. Однако тенденция конкретизировать зло, облекать его в убедительную художественную форму сохраняется. Выражается это в том, что персонажи, действующие по наущению дьявола, не превращаются в бездумных марионеток. Это люди с живо очерченными характерами, раскрывающимися в ходе развития сюжета. Таких персонажей-«посредников», действиями которых «руководит» бес, в Патерике несколько. Один из них давно уже привлекал внимание исследователей 27 это образ матери Феодосия, отражающий всю сложность и противоречивость ее человеческой личности. Мать первый человек, который воздвигает препятствия на пути Феодосия. Ее деспотизм по отношению к сыну почти на всем протяжении повествования мотивируется вполне естественными человеческими чувствами: любовью, страхом, жалостью, боязнью насмешек и пересудов. Однако в трактовке автора-агиографа за всем этим стоит все тот же неизменный образ подстрекателя-дьявола: «Но врагь не почиваше, остря ю на възбраненіе отрока о таковѣм смиреніи его» (с. 26). То же переплетение реальной и фантастической мотивировок поведения персонажа-«посредника» можно наблюдать и в рассказе о Моисее Угрине. Герой предстает здесь жертвой «преступной» любви к нему молодой женщины. О том, что ее действиями руководит «враг-искуситель», мы узнаем из лаконичного комментария, сопровождающего очередной поступок героини: «И на другый съвѣтъ діаволь приходить» (с. 143). При этом образ влюбленной женщины, так же как и образ матери Феодосия, не теряет своей жизненной полноты и конкретности. 27 См. например: И. П. Е р е м и н. К характеристике Нестора как писателя. В кн.: И. П. Еремин. Литература Древней Руси. М. Л., 1966, с; А. П. Адрианова-Перетц. Сюжетное повествование..., с. 97.

9 236 Т. Ф. ВОЛКОВА В рассказе о Феодоре и Василии бес расправляется с героями руками князя Мстислава. Интересно, что сама по себе тяга князя к «злату» остается без всякой мотивировки дьявольскими «наущениями». Бес лишь направляет «природные склонности» Мстислава в нужное русло, сообщая ему о возможности приобрести богатство путем насилия. Выбор князь делает сам. Иным предстает киево-печерский бес в эпизодах «побед» героя, достшшего духовного совершенства и получившего в награду за перенесенные испытания дар чудотворения. Главная задача таких эпизодов доказательство этого факта серией назидательных чудес. В силу этого смещаются и аспекты в изображении двух взаимодействующих полюсов добра и зла. Главный акцент повествования переносится на героя, а бес, исчерпав функцию «исходатая венца», 28 превращается в «подстрекателя», введение которого в ткань повествования создает сюжетную канву для очередного назидательного чуда. В этих эпизодах бес редко выступает как персонаж: его образ лишь просвечивает в сюжетных действиях многочисленных злодеев, над которыми одерживает победу герой уже не просто подвижник, но святой. Персонажи-«посредники» в этих рассказах Патерика теряют свою художественную самостоятельность. Они не имеют ни имени, ни скольконибудь обозначенного характера. Это, как правило, безликие разбойники, «злыа человекы», «мнозии несмыслении». В Житии Феодосия дважды рассказывается о попытках подобных злодеев, подстрекаемых дьяволом, ограбить монастырское село и саму Печерскую церковь. Оба эпизода завершаются назидательным чудом, совершающимся по молитве Феодосия: в одном случае разбойники видят «град высок зело» вокруг села и отступают (с. 66), в другом церковь со всей находящейся в ней братией поднимается на воздух (с). С той же целью показать обретенную героем силу чудотворения вводится образ беса и в рассказ о святом Григории Чудотворце. Здесь функции его столь же определенны вызвать к жизни зло, над которым чудесным образом будет одержана победа. «Злыя человекы», трижды пытающиеся ограбить Григория, столь же безлики, как и разбойники в Житии Феодосия. Однако иногда в эпизодах, описывающих «победу» героя, встречаются случаи, когда бес действует, не прибегая к посреднику, но образ его по сравнению с рассказами, описывающими период «испытания» героя, в этих эпизодах значительно снижен, в облике беса проступают черты фольклорных персонажей: домового былички или сказочного черта-неудачника. Обратимся теперь к тому повествовательному материалу, который дает возможность определить принципиально иную функцию образа беса в Киево-Печерском патерике «функцию адсорбции». Эта функция прослеживается в тех рассказах Патерика, которые запечатлели теневые стороны монастырского быта. Бес появляется почти во всех эпизодах, фиксирующих неблагополучие в нравственном укладе монастыря. Всякий раз, когда описывается какое-либо нарушение монастырского устава, в повествование вводится бес: то как персонаж, то как незримый подстрекатель. Бесу в Патерике приписываются самые разнообразные грехи монастырской братии: неурочный сон во время церковной службы (рассказ о Матфее Прозорливом), беспричинная взаимная ненависть духовных братьев (рассказ о Тите попе и Евагрии дьяконе), уклонение от молитвы (рассказ о Никите Затворнике), бегство из монастыря, лицемерие и ложь, нежелание покаяться в содеянном проступке (Житие Феодосия). 28 В рассказе о Феодоре и Василии лаконичная авторская ремарка прямо определяет сюжетную функцию беса. Приступая к рассказу о трагической гибели героев, автор замечает: «Не вѣдый діиаволъ, яко болъшюу вѣнцю исходатай будетьима» (с. 168).

10 ОБРАЗ БЕСА В КИЕВО-ПЕЧЕРСКОМ ПАТЕРИКЕ 237 Зафиксировал Патерик и бунтарские настроения внутри монастыря. Изгнание игумена Стефана в трактовке автора Жития Феодосия прямое следствие вмешательства дьявола: «Такова смятеніе сотона сътвори въ них» (с. 77). «Дьявольским начинаниям» приписывает епископ Симон в своем «Послании» и честолюбивые устремления Поликарпа, его неудовлетворенность своим положением в монастыре (с. 101). Особенно серьезным грехом в стенах монастыря считался грех «сребролюбия». Теме трагической власти богатства над душой человека в Патерике посвящено несколько рассказов. И везде моральная ответственность за содеянное зло переносится с героя (будь то монах или мирской человек) на плечи универсального носителя зла дьявола. Обычно достигается это введением в текст рассказа фразы, приобретающей характер клише: «Уязвен бывь на нь от беса». Исключение представляет рассказ о Феодоре и Василии, в котором бес является не просто персонажем, но главным действующим лицом. В этом рассказе благодаря введению образа беса автору в полной мере удается задача перестановки акцентов в повествовании о греховных заблуждениях Феодора. И само построение рассказа, и та художественная нагрузка, которую несет в нем образ беса-искусителя, способствуют тому, чтобы в образе Феодора предстал не слабый и нерешительный человек, плененный призраком богатства, но скорее трагическая жертва хитроумных козней сатаны. Бес в этом случае изображается изощренным и тонким соблазнителем, использующим такие маски, в которых его труднее всего разоблачить. Выбор их, как и в рассказе об Иоанне Затворнике, вполне мотивирован: образ монаха Василия друга Феодора и ангела «светла же и украшена» наиболее убедительные для героя-отшельника обличья беса. Автор как будто стремится убедить читателя, что человеку, попавшему во власть столь хитроумного и талантливого искусителя, следует скорее сочувствовать, чем обвинять его в греховных мыслях и поступках. В этой группе рассказов ощущается явное противоречие между авторской трактовкой образов и их объективным содержанием, открывающимся современному читателю. Те герои, которые кажутся слабохарактерными, злыми, мстительными, вздорными, а иногда и просто порочными людьми, по замыслу создателей Киево-Печерского патерика не только не достойны осуждения, но, напротив, должны вызывать сочувствие и сострадание. Это наблюдение снова возвращает нас к образу беса, ибо наличие в арсенале художественных средств создателей Киево-Печерского патерика именно этого образа сделало возможным существование столь психологически сложной авторской трактовки далеко не безупречных героев. Образ беса в данном случае как бы адсорбирует, вбирает в себя то зло, которое присутствует в герое и от которого автор стремится его «очистить», ибо он, как всякий средневековый писатель, «смотрел на людей далеко не простым глазом. Его глаз был вооружен особой оптической системой, которая вводила изображаемых им людей и их поступки в оценочное суждение, подчиняла их его идеалам...». 29 Созданию такого «оценочного суждения» способствовали и те художественные функции, которые выполняет в Киево-Печерском патерике сложный и многоликий образ беса. 29 Д. С. Лихачев. Изображение людей в летошіси XII XIII вв. ТОДРЛ, т. XXIV. М. Л., 4969, с. 30.

Аллегория иносказание, когда под конкретным изображением предмета, человека, явления скрывается другое понятие. Аллитерация повторение однородных согласных звуков, предающее литературному тексту особую

МОДУЛЬ «ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ» ИСТОРИЯ ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Входит в профессиональный модуль дисциплин. Краткое содержание: Значение и художественное своеобразие древнерусской литературы. Жанр

МКОУ МСОШ 2 ПРЕЗЕНТАЦИЯ ПО ТЕМЕ «КУЛЬТУРА РУСИ В X-XIII ВЕКАХ» ВЫПОЛНИЛА УЧЕНИЦА 10 КЛАССА КОШКАРОВА КРИСТИНА с. Мокроусово Январь 2015 год ЛИТЕРАТУРА Летопись Слово Житие Хождения Поучения Моление ЛЕТОПИСЬ

2 Рабочая программа учебного предмета «Живое слово» для обучающихся 6 общеобразовательного класса. Планируемые результаты. Осознанно воспринимать и понимать фольклорный текст; различать фольклорные и литературные

«Повесть временных лет» литературный памятник XI XII вв. План: 1. Возникновение летописей. Византийские хроники и русские летописи. 2. Начальное летописание. 3. «Повесть временных лет»: темы, образы, особенности

ИСТОРИЯ ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (Русская филология) 1.Предпосылки возникновения, специфические особенности и периодизация древнерусской литературы. Понятие о литературном памятнике. 2. Монументально-исторический

Школьная научно-практическая конференция «Шаг в науку» Направление: литературное наследие и литературное творчество Сопоставление сюжета волшебной сказки с рассказом Л.Н. Толстого «Кавказский пленник»

Сочинение на тему роль композиции романа в раскрытии характера печорина Это определило и своеобразную композицию романа. Его зовут Григорий Печорин, он переведен на Кавказ за неприятный инцидент. Психологический

Учитель: Медведева Е.Е. изучить справочную литературу, повествующую о разнообразных жанрах искусства слова в Древней Руси; выявить исторические события, оказавшие влияние на развитие литературы; оформить

Первое соборное послание святого апостола Иоанна == === 1 === 1 О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, -- 2 ибо

Сочинение образ ивана грозного в поэме лермонтова восприятие, анализ, оценка (3-ий вариант сочинения). Поэма М. Ю. Лермонтова Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и понятен интерес Лермонтова

Сочинение на тему идея и натура родиона раскольникова MySoch.ru - Школьные сочинения по литературе Cочинение Наполеон Родиона Раскольникова и Наполеон Андрея Болконского И в том, и в другом произведении

ИНТЕРМЕДИАЛЬНЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯВ ТВОРЧЕСТВЕ Р. БРАУНИНГА ТекутоваЮ.С. ТГУ им. Г.Р. Державина Сегодня, когда наблюдается активный процесс синкретизации искусств, аналогии и сопоставления являются не только

Аннотация к рабочей программе по литературе. Основное общее образование. Наименование Рабочая программа по литературе. Основное общее образование. программы Составители программы МО учителей русского языка

Е. Ю. Липилина г. Казань Вопросы жанрового своеобразия древнерусской агиографии в исследованиях отечественных медиевистов 1970 1990-х годов Важным направлением в изучении древнерусской агиографии на протяжении

Повесть о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе в Иерусалим Havlová Zuzana, 392266 устная легенда 12 века об известном новгородском архиепископе Иоанне архиепископ Иоанн пользовался большой

Спецификация контрольно-измерительной работы по литературе в 10 классах 2016/17 учебный год 1. Назначение работы определение уровня подготовки по литературе обучающихся 10-х классов. 2. Характеристика

МУНИЦИПАЛЬНОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ГОРОДСКОГО ОКРУГА ТОЛЬЯТТИ «ШКОЛА 11» Приказ 130 от 14.06.2016 Программа принята на основании решения методического объединения учителей русского

Рюриковичи: становление династии (виртуальная книжная выставка) Российское законодательство X-XX веков. Законодательство Древней Руси. Том 1. «Российское законодательство» охватывает период с момента возникновения

Модуль 1. начало родной истории УЧИМСЯ ВЫДЕЛЯТЬ ФАКТЫ И ДЕЛАТЬ ВЫВОДЫ. УРОК 1. изучение истории и летоисчисление Древняя Русь Московское государство Российская империя СССР РФ 5 Задание 1. Умение определять

Ковалева Т. В. ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД И ЛИЧНОСТЬ ПЕРЕВОДЧИКА Художественный перевод вид литературного творчества, в процессе которого произведение, существующее на одном языке, воссоздаётся на другом.

Аннотация к рабочей программе по литературе 10 класс Данная программа составлена на основе Федерального базисного учебного плана для образовательных учреждений Российской Федерации, которая предусматривает

С. Е. Любимов, Т. И. Мицук ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКА И СВОБОДЫ ВОЛИ В ЭТИКЕ ТОЛСТОГО На формирование взглядов Толстого значительное влияние оказала христианская религия. Сначала Толстой ее полностью разделял,

Аннотация к рабочей программе по литературе Класс: 5 Уровень изучения учебного материала: базовый УМК, учебник: Рабочая программа составлена в соответствии с обязательным минимумом содержания литературного

Муниципальное автономное общеобразовательное учреждение города Калининграда средняя общеобразовательная школа 38 РАССМОТРЕНО на заседании МО протокол 1 «29» августа 2016 «СОГЛАСОВАНО» на заседании ПС протокол

НИЦШЕАНСКИЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО АКМУЛЛИН РОМАН, СУЛТАНОВА АЙГУЛЬ, 202 РО ФФ Цель работы: выявление ницшеанских мотивов в творчестве Ф. М. Достоевского. Объектом исследования являются

Нестор Летописец- «отец русской истории». Цель презентации: Узнать, кем является преподобный Нестор; Понять, почему монаха называют летописцем; Познакомится с величайшим произведением русской словесности

АНАЛИЗ ЭПИЗОДА «Соня и Раскольников читают Евангелие» из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» (часть 4-я, глава IV) Вступление. 1. Какова тема романа? (Кратко сказать, о чѐм роман, не пересказывая

Урок 2, 8 oоктября 2016 И сказал Господь сатане: Господь да запретит тебе, сатана, да запретит тебе Господь, избравший Иерусалим! не головня ли он, исторгнутая из огня? (Захария 3:2) Тема великой борьбы

Урок 8, 23 февраля 2019 Они победили его кровию Агнца и словом свидетельства своего, и не возлюбили души своей даже до смерти (Откровение 12:11) 12-я глава книги Откровение - это краткое изложение развития

Итоговый тест по литературе в 10 классе. 1 полугодие А.Н.Островский 1. Почему действие драмы Островского «Гроза» начинается и кончается на берегу Волги? а/ Волга играет существенную роль в сюжете пьесы,

10 класс. Промежуточная аттестация по литературе: сочинение Пояснительная записка Экзаменационный комплект будет включать пять тем сочинений (по одной теме от каждого открытого тематического направления),

УРОК 24 ПОБЕДА ВО ХРИСТЕ Урок 24. Победа во Христе Кажется, что семинар по Откровению начался только вчера. Но сегодня у вас в руках наш последний урок. Изучая Книгу Откровение, мы могли увидеть нашего

Памятки по предмету «Литературное чтение» 2 класс Как готовить домашнее задание по литературному чтению. 1. Прочитайте текст, отметьте слова и выражения, при чтении которых допущены ошибки. 2. Прочитайте

Планируемые результаты (в рамках ФГОС общего образования- личностные, предметные и метапредметные) освоения учебного предмета изобразительное искусство в 7 классе. Личностные результаты освоения изобразительного

Сочинение на тему в чем идейный смысл финала евгений онегин Евгений Онегин Пушкин в кратком изложении: краткое и полное содержание, сочинения, аудиокниги. Образ Татьяны в романе А. С. Пушкина Евгений Онегин.

Результаты изучения учебного предмета Личностными результатами обучения в начальной школе являются: осознание значимости чтения для своего дальнейшею развития и успешного обучения. Формирование потребности

Выполнил работу: Ильдеев Никита ученик 4 б класса Руководитель: Субботина С.И. На уроках литературы мы изучали былины. Тогда я выдвинул следующее предположение. Гипотеза Мне кажется, что Илья Муромец был

ПРОГРАММА ПО ЛИТЕРАТУРЕ 10-11 КЛАССЫ Базовый уровень Пояснительная записка Рабочая программа рассчитана на изучение литературы на базовом уровне и составлена на основе Государственного стандарта общего

Аннотация к рабочей программе по литературе Рабочая программа по литературе для 5 9 классов разработана на основе Примерной программы среднего (полного) общего образования по литературе и программы по

СХЕМА ОЦЕНИВАНИЯ ТЕСТА 1 Реальный профиль Задание А (40 баллов) Nr Задание Вариант ответа Критерии оценивания Общее количеств о баллов 1. Замените словосочетание «художественный смысл» другим, близким

Какие традиции русской классики ощутимы в прозе булгакова >>> Какие традиции русской классики ощутимы в прозе булгакова Какие традиции русской классики ощутимы в прозе булгакова Булгакову удалось соотнести

Аннотация к рабочей программе по литературе 5-9 класс (основное общее образование) Составитель: Чудова М.В., учитель МБОУ Тарутинская сош от 30.08.2014г Нормативно методические материалы Реализуемые УМКа

Л. Н. Ларионова НЕМАТЕРИАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПРОТИВ ЖИЗНИ И ЗДОРОВЬЯ Преступления против жизни и здоровья влекут наступление весьма серьезного физического вреда потерпевшему, который выражается

Путь к станции «Я» (нравственный облик человека в древнерусской литературе и в литературе ХХ века) Проект выполнили учащиеся 7б класса Штырова С. и Щукина М. Руководитель:Макарова И.Б. Проблемный вопрос

РУССКАЯ СЛОВЕСНОСТЬ. 5 класс. Словесность, в широком смысле слова, это словесное творчество, способность описывать с помощью языка людей, предметы, картины, повествовать о человеческих поступках и событиях,

Тема 44. Жанр рассказа. Ф. М. Достоевский «Мальчик у Христа на ёлке» Сегодняшний урок будет посвящен необычному рассказу и типу рассказов, которые называются СВЯТОЧНЫМИ (или рождественскими). Традиция

В помощь пишущему сочинение на ЕГЭ Опорная схема сочинения Несколько полезных советов 1. Главное условие успеха в этой части ЕГЭ чёткое знание требований к написанию сочинения. 2. Необходимо скрупулезная

Тема 25. Подготовка к написанию сочинения по роману А. С. Пушкина «Дубровский» на выбранную тему Маршрут 1 Тема сочинения: «Владимир Дубровский русский Робин Гуд» Маршрут 2 Тема сочинения: «Жестокие и

МАТЕРИАЛЫ ЗАДАНИЙ олимпиады школьников «ЛОМОНОСОВ» по литературе 2015/2016 учебный год http://olymp.msu.ru Олимпиада школьников «Ломоносов» Литература 2015-2016 Отборочный этап 5-7 классы Задание 1 1.

Учебник по литературе 7 класс 2 часть сухих >>> Учебник по литературе 7 класс 2 часть сухих Учебник по литературе 7 класс 2 часть сухих Она обладает большой силой воздействия на читателей, приобщая их

Древнерусская литература Г.Н.Айзатуллина 6-й класс 1 Причины возникновения Древнерусской литературы ВОЗНИКЛА Конец 10 начало 11 века ПРИЧИНА 988 г. принятие христианства ОСНОВАТЕЛИ ПИСЬМЕННОСТИ Кирилл

Критерии оценивания вступительного испытания по русскому языку и литературе (9 ГУМ 2018) За вступительное испытание по русскому языку и литературе абитуриент может получить 50 баллов, из которых 25 за

План. 1.Происхождение Древнерусского государства. 2. Ростовская земля в конце X- начале XI в. 3. Ярослав Мудрый. Основание Ярославля. 4. Социально-экономическое развитие края в XI веке. Нестор IX век в

А К А Д Е М И Я Н А У К С С С Р ТРУДЫ ОТДЕЛА ДРЕВНЕРУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ИНСТИТУТА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIII М. О. Скридиль НЕКРОЛОГ 16 января 1957 года скоропостижно скончался крупнейший советский литературовед,

Конспект урока по литературе 7 класс (Изучение произведений А.М. Горького) Тема урока: Особенности построения повести А.М. Горького «Детство». Гуманизм Горького. Развитие понятия об идее произведения.